Обращение к В.В. Путину:
- О законе об эквивалентной миграции
- О законе FARA
-О присоединении Рублёвки к Москве
- о "бандерлогах" и проведении законных тендеров с участием российских предпринимателей

ПОСЕЕШЬ ГОЛОД — ПОЖНЕШЬ БУРЮ

У Вавиловского института отбирают земли научных станций
Истребляют самую дорогостоящую национальную собственность

В 10–11 триллионов долларов оценивается сегодня коллекция семян, собранная Вавиловым.
Фактически эта коллекция – самая дорогостоящая собственность России. Она действительно способна обеспечить выживание всего мира!

Российская наука оказалась в положении богатой, но совершенно беззащитной наследницы, у которой от прежних времен осталось на руках большое наследство. Это богатство – земля и роскошные здания в центре города. Вот заложницей своего богатства и оказалась отечественная наука. Дельцы зарятся на землю и здания, а ученых вместе с их знаниями, научными трудами, коллекциями они готовы выкинуть вон, как досадную помеху.



Всероссийский институт растениеводства им. Вавилова в ближайшее время лишится более 70 гектаров сельскохозяйственных угодий, где прежде проводилась селекция растений и выводились новые продуктивные сорта. Теперь на этих землях вырастут элитные коттеджи.

Ситуацию нашей газете комментирует бывший директор института, академик В.А.Драгавцев.

– Лишить агрономов и селекционеров земли то же самое, что у хирурга отобрать скальпель или у астронома телескоп. Как такое могло случиться с институтом, имеющим мировое значение?
– Я бы даже не хотел акцентировать внимание в нашем разговоре на последних событиях. Сейчас все страсти кипят вокруг этих 70 гектаров земли на Павловской станции под Петербургом, и при этом не замечают, что дело не только в этих гектарах, трагедия института Вавилова произошла гораздо раньше. Я предлагаю взглянуть на проблему шире.
Что такое институт им. Вавилова? Это совершенно уникальное место, где хранится единственная на планете коллекция семян староместных сортов растений. По существу, это не только наше национальное достояние, это достояние всего человечества. Просто потому, что в случае любого экологического бедствия или каких-то катастрофических климатических явлений, как, например, засуха, посетившая нас в этом году, восстановить утраченные сорта возможно только при помощи коллекции Вавиловского института.
Для сохранения коллекции семян, собранных Вавиловым, необходимо периодически высевать эти семена в землю и собирать новый урожай. Это называется поддержание коллекции. Таким образом, разбазаривание земель Вавиловского института наносит страшный, и, боюсь, непоправимый удар по всей мировой генетике.
Без всякого преувеличения можно сказать, что если в хранилищах нашего института зерно спасения человечества, то земли науки – это его колыбель. Утратив землю, институт лишится возможности воспроизводить свою коллекцию.
– Но тогда получается, что правильно подняли шум вокруг земель Павловской станции, на которых сейчас вместо зерна собираются «выращивать» коттеджи?
– Да, Вавиловский институт за последние лихие годы потерял тысячи (!) гектаров своих земель – вот в чем подлинная трагедия! Тысячи, а не те 20 или 70 га, вокруг которых сейчас идет спор под Петербургом. И самое страшное, что утеряны земли в Нечерноземье.
После того как мы потеряли Юг, главной житницей России стало Нечерноземье, то есть зона от Москвы до Камчатки, шириной 230–300 км от тайги до границы степей. А Павловская станция не является типичной для главной полосы растениеводства России, это далекий Северо-Запад, там нельзя выводить сорта, пригодные для российского Нечерноземья.
А то, что институт лишился тысяч гектаров земли по всей России – вот это действительно невосполнимая утрата. И заметьте – без всякого шума, все тихо-мирно, так сказать, «в рабочем порядке».
– Что же стало тому причиной? Некомпетентность реформаторов, равнодушие властей или, может быть, заговор против российской науки?
– Все прозаичнее. С институтом Вавилова произошло то же самое, что и со всей отечественной наукой, и называется это «второй этап приватизации». Усилиями Гайдара и его команды «младолибералов» основная часть народной собственности (заводы, шахты, рудники) оказалась в частных руках.
Но хватило не всем, остались те, кто своей доли не получил. И тогда они обратили свой взор на учреждения науки. Во-первых, научные институты, как правило, в советские годы занимали роскошные здания в центре города.
Кроме того, институты Россельхозакадемии, например, имели в своем распоряжении большие земельные угодья. А сегодня земля – это тоже большая ценность. Можно выкорчевать саженцы уникальных растений, а на их мете понастроить коттеджи для тех, кто, собственно, и занимается разграблением материальной базы отечественной науки.
И пошла у нас вторая стадия «приватизации» – начали расхватывать по рукам научную собственность (здания, сооружения, земли), а интеллектуальную начинку (коллекции, приборы, научный материал и самих ученых) за ненадобностью стремятся просто выкинуть на улицу. Так вор-домушник, забравшись в квартиру профессора-филолога, шарит в поисках золота и пренебрежительно топчет, например, автографы Пушкина.
Также и на Всесоюзный институт растениеводства им. Вавилова (ВИР) было предпринято несколько покушений. Еще когда я возглавлял институт, бритоголовые «братки» на «Мерседесах» и с ломами в багажниках попытались отобрать общежитие на Саперном переулке, дом 7. Кстати, это была инициатива Госимущества Петербурга. Пришлось вызывать спецназ с Кронштадской военно-морской базы, который просто вышвырнул этих новоявленных жильцов из здания.
Второе покушение на институт Вавилова было предпринято тогда, когда премьер Касьянов издал указ о конфискации принадлежащих институту двух зданий на Исаакиевской площади и одновременно о конфискации зданий архива. Я начал воевать и с Касьяновым и подал на него в суд, и выиграл процесс – постановление председателя правительства России полетело в мусорную корзину. И еще было предпринято множество нападений и на земли наших станций, раскиданных по всей России, и на недвижимость института. Но нам удавалось отбивать все эти наскоки.
– Но в конечном итоге вы все же потерпели поражение, и отстоять земли института не удалось?

– Когда в Москве поняли, что мы успешно воюем за академическое имущество, то решили, что директора требуется убрать. И в 2005 году, как только мне исполнилось 70 лет, от президента академии сельскохозяйственных наук я получил телеграмму о том, что контракт со мною продлеваться не будет. И вскоре все, что мы отстаивали едва ли не с оружием в руках, стало с легкостью уплывать в чужие руки.
Так, например, Крымская станция института Вавилова и ее земли была передана зональному институту плодоводства в Краснодаре, в котором нет ни одного специалиста по всемирным генетическим ресурсам.
МОВИР – это уникальнейшая опытная станция, самая крупная в мире – оказалась отдана зональному институту плодового питомниководства под Москвой, в котором тоже нет специалистов по генетическим ресурсам.
Схема здесь предельно проста. Когда эти огромные территории (а только в одном МОВИРе 1200 гектаров) передаются таким институтам, то там просто не знают что с этими землями делать и с легким сердцем отдают их под коттеджную застройку.
Так, например, на Адлеровской станции прежде было 100 гектаров на побережье Черного моря, а сейчас осталось только 2. А остальные площади застраиваются богатыми выходцами с Кавказа. Поля, которые потерял МОВИР, тоже застраиваются коттеджами.
В районе Волгограда скоро будет сдан мост через Волгу, так этот мост прямиком выходит на земли нашей станции. Цена земли, естественно, резко подскочила. В ожидании выгодных распродаж директора этой станции срочно заменили, на его место поставили какого-то коммерсанта.
В Майкопской станции то же самое – заслуженного ученого, профессора Барсукова тоже спровадили с поста директора и на его месте работает какой-то коммерсант.
Таким образом, если при Вавилове все научные станции института возглавлялись профессорами, это были ученые, преданные науке, то в настоящее время во главе большинства станций поставлены коммерсанты. В итоге ВИР потерял около 30% своих главных станций. Главный вывод – уникальный научный центр, единственное в мире полное хранилище разнообразия видов растений, сегодня доведены до пределов разорения.
Всего же, по моим подсчетам, таким вот образом растранжирили более 50 тысяч гектаров земельных угодий, которые прежде использовали в системе Россельхозакадемии.
– Ну и куда же смотрит государство?
– Государство? Еще в 1992 году я пробил для ВИРа статус государственного научного центра. Из 210 институтов в системе Россельхозакадемии только 2 имеют такой статус. Благодаря этому статусу ВИР получал дополнительное финансирование и из академии, и из министерства науки, и значит какую-то возможность выжить.
Но буквально две недели назад решением министерства науки и образования лишили ВИР этого статуса, приравняв его к рядовому провинциальному селекционному центру. А ведь министерство науки и образования, если не ошибаюсь – это орган государственной власти?
Повторяю, трагедия нашей науки имеет свое название – «второй этап приватизации». А «приватизация», если мне не изменяет память, – это принятая сегодня государственная политика. То что мы видим сегодня, это продолжение все той же политики государственного рейдерства 90-х годов, только теперь оно перекинулось на бесправные и незащищенные научные учреждения.
Схема, как я уже говорил, предельно простая. Сначала во главе научного уч-реждения ставят покладистого человека, потом сажают этот институт на голодный паек. Новый директор с большой охотой залезает в долги, затем следует процедура банкротства, приходят бритоголовые деловые люди и говорят новому директору коротко и ясно: «Продай!»
Но ведь на землю у нас существует две цены, рыночная и кадастровая, причем последняя в десятки и сотни раз ниже. И этот директор продает земли по кадастровой цене, а «откат» кладет себе в карман. Вот вам и весь реквием отечественной науке. А условие для этого создает государство, которое продолжает наряду с рыночной держать еще и кадастровую цену. Это создает условия для приобретения за гроши самых лучших земель.
– Но если мы потеряем институт Вавилова и его коллекцию, что это будет означать для российского сельского хозяйства?

– Не для российского, а для мирового. Наша планета уже находится в критическом положении. Если растениеводы мира к 2025 году не удвоят валовой сбор продукции растениеводства на земном шаре, то из прогнозируемых 8 миллиардов населения земли 2 миллиарда умрут голодной смертью.
Существует несколько рычагов увеличения урожайности. Первое – это вспашка новых земель, чем занимался Никита Хрущёв. На самом же деле это резерв уже исчерпан, на планете уже не осталось свободных земель.
И нашу целину нельзя было распахивать. В казахской степи слой чернозема толщиной в один сантиметр образуется за 6 тысяч лет. А плуг отворачивал пласты на глубину 25 сантиметров и вывернул наружу весь пласт чернозема. А потом ветер его подхватил и засыпал им улицы Омска и Новосибирска. В результате новых пашен мы не получили, а уникальные пастбища погубили. Я привел этот пример для того, чтобы показать, что на земном шаре практически не осталось новых земель, которые можно было бы запустить в севооборот. Таким образом, первый рычаг не работает.
Второй рычаг – совершенствование агротехники, то есть постройка лучших комбайнов, сушилок, опрыскивателей, разработка новых минеральных удобрений и пр. Но дело в том, что в развитых странах Запада агротехника уже практически достигла пределов совершенства.
Поэтому остается третий путь повышения урожайности через гены, путем создания новых сортов. На этот рычаг приходится 95% возможного повышения урожайности. А единственный генный банк на земном шаре – это наш институт Вавилова, который обладает всеми генами устойчивости, которые человек накапливал в течение тысячелетий в своих староместных, аборигенных сортах.
На заседании комиссии ООН по продовольствию (ФАО) констатировали, что «самая ценная коллекция генов культурных растений находится в Санкт-Петербурге в Вавиловском институте. Это настолько уникальная коллекция, что дальнейшее получение пищи для человечества будет связано только с ней». Потому что только в этой коллекции сохранились «ландрасы», то есть староместные сорта, которые Вавилов в 1929 году собрал в Эфиопии, Египте, Иране и Афганистане. Дело в том, что эти сорта уже утеряны в тех странах, где их когда-то собирал Вавилов. И наш институт начал репатриацию этих сортов на их историческую родину.
В бытность мою директором института я получил грозное письмо от императора Эфиопии. Суть его заключалась в том, что, дескать, ваш Вавилов собрал все сорта нашей пшеницы, очень устойчивой к вредителям, а мы эти сорта потеряли. Так вы, мол, обязаны нам их вернуть.
Я ответил императору, что если его письмо будет вежливое, то я подумаю, как поступить в этой ситуации. Следующее императорское послание разительно отличалось по тону. И тогда мы взяли по 20 зерен каждого сорта и по правительственным каналам вернули их Эфиопии. Об этом писали все газеты мира.
Точно так же Эстония потеряла все свои древние сорта ячменя. И мы им тоже помогли восстановить. Аналогичная беда случилась и в Грузии. Они Христа ради просили им помочь. И мы им помогли восстановить древние сорта пшеницы.
– Из двух извечных российских вопросов – один, «Кто виноват?», достаточно ясен. Осталось выяснить, «Что делать?»
– Чтобы хоть как-то исправить положение, необходимы следующие меры, я просто процитирую свое письмо, направленное еще в прошлом году президенту Медведеву, ответа на которое я до сих пор так и не получил. Так вот необходимо:
1. Срочно перевести ВИР в систему РАН, за которой закреплена федеральная программа «Генетические ресурсы и генколлекции» с целевым бюджетным финансированием.
2. Придать ВИРу статус «Национальное достояние России».
3. Провести через Думу РФ и принять Закон о генетических ресурсах растений РФ.
4. Немедленно заменить директора
ВИРа (есть достойные генетики растений в Институте цитологии и генетики СО РАН, в Институте общей генетики РАН и в ВИРе).
5. Немедленно убрать из ВИРа «засланных казачков», растаскивающих систему ВИРа в угоду богатейшим коммерческим фирмам.
На последнем пункте я хотел бы остановится особо. Необходимо разделить науку и коммерцию, убрать разного рода дельцов, окопавшихся в различных научных учреждениях. От этого противоестественного симбиоза проистекают все беды отечественной науки.
В уставе генбанков всего мира записано, что им категорически запрещено заниматься коммерцией. Кроме того, все генбанки мира находятся на 100-процентном бюджетном финансировании. Интересно бы узнать, как наш институт может сам зарабатывать деньги? Может быть, ученым выйти на колхозный рынок и распродавать там в кулечках коллекцию Вавилова?
Одна зарубежная туристическая фирма даже выпустила такой буклет: «В Петербурге имеются две уникальные коллекции, Эрмитаж – коллекция искусства, и ВИР – коллекция генов». Выступая в Законодательном собрании, я спросил: «Так если ВИР вы собираетесь вытряхнуть в Шушары, так почему бы Эрмитаж не вытряхнуть куда-нибудь подальше, например в Ленинградскую область. Представляете, какую роскошную бензоколонку можно было бы открыть в освободившемся Зимнем дворце?»

Беседу вел
Сергей Иванов.


Юннаты Ленинградского дворца пионеров в гостях у академика Н.И.Вавилова.
Санкт-Петербург.

Источник